Томас сдерживается изо всех сил, не позволяя ярости затмить сознание. Он держится, но люди – глупые создания, продолжают злить дракона, словно, не понимая возможных последствий и ещё меньше понимая, почему он не хочет обращаться и причинять кому-то вред. Не хочет ли? С каким бы удовольствием он бы сейчас порвал эту горстку людишек на мелкие кусочки и скормил бы своему любимому псу. Впрочем, нет, чем попало нельзя кормить собаку, лучше дворовым, бегающим в поисках пищи. Они растаскают прожаренные куски мяса, с аппетитом умяв всё до последней косточки. Они будут счастливы такому подарку.
Томас прикрывает глаза, чувствуя, как кипящая внутри ярость готова выплеснуться наружу, когда очередная порция обвинений достигает его ушей. Не предупреждали их, что нельзя злить дракона. Они забыли, какого это, когда Бармаглот оборачивает свой гнев против неугодных. До этого момента им нечего было бояться, потому что чудовище, которое они знали, жило по иным законам. Да, ему было неприятно отступать, но в этом городе все жили по одним законам, и приходилось подчиняться иным условиям игры, всё чаше забывая, что такое быть ведущей фигурой в партии. Наверное, стоит вспомнить и напомнить остальным, что сила ещё при нём, никуда не делась, и они совершили ошибку, придя к его дому с оружием. В чём они обвиняют? В преступлениях прошлого? У них не получилось расправиться с Реджиной, наложившей проклятие, и они решили, что смогут отыграться на другом чудовище, которое портило им жизнь, нагоняло страх, уничтожая целые деревни. Сложно было отрицать, что скучал по тем временам, но здесь было за что цепляться, чтобы не возвращаться к прошлому, а стоило хотя бы один раз.
Он пытался закончить всё миром, но они не слушают, и вынуждают использовать магию. Только понял принцип её работы в этом мире, и теперь со злой ухмылкой держал в руках огненный шар, отправляя его в толпу. Но это не успокаивает людей, хоть и заметил, как страх пробежался по каждому. Их всего пять человек. Зачем им рисковать, соглашаясь на заранее проигранное дело? Они же умрут, если не уйдут. Не понимают, а он знает, потому что чувствует, что на грани, и нет ничего, что его могло сейчас бы удержать. А он пытался, он честно пытался избежать жертв. Но вот задета гордость, и глаза вспыхивают алым до того, как понимает, что сорвался, и острая боль, но вместе стона от боли, вырывается рык, и люди в ужасе отступают назад. Поздно. Они не смогут уйти живыми, не смогут увидеть рассвет, и могут лишь наслаждаться последними секундами жизни перед тем, как испытать страшные муки перед смертью. Смерть покажется им избавлением, они будут рады её приходу.
Не стоило им приходить, напомнить о себе, своём существовании, упоминать о том, что они ненавидели королеву и её верного дракона. Ненависть к повстанцам разгорелась с новой силой, превратив тлеющий огонёк в огонь невообразимых размеров. Они не просто повстанцы, они посмели бросить вызов чудовищу, которое щадило их, но пощады больше не будет. Смерть. Им владела жажда крови, которую незамедлительно хотелось пролить, и он наступал на горстку напуганных созданий, только теперь осознавших всю невыгодность своего положения, а он медлил. Кто-то бросился на утёк, а кто-то попытался дать бой. Стрела пронзила чешую, и новый громкий рык разносится по вечернему городу, дракон хвостом отбрасывает в сторону стрелявшего, смотря на него с ненавистью и видя сквозь красную пелену. Напоминает кровь, а если прислушаться, то можно услышать, как она течёт по венам, гонимая бешено стучащим сердцем. Жертва напугана, отползает, тянется за оружием, но снова получает удар хвостом. Сомнительно, что после подобного выживет, но это уже было неважно. Дракон смотрел в совершенно другую сторону – на город, куда где скрылись остальные виновники произошедшего. Если кто-то сегодня умрёт, это будет на их совесть, потому что не послушали предупреждения, не вняли голосу разума.
Он взмахнул раненым крылом и дёрнулся от боли. Чем он стрелял? Не похоже на обычную стрелу, что отлетела бы, не причинив вред. Эта тоже не убьёт, но пока она в крыле причиняла боль и неудобство. Не важно, впереди ждёт суд отчаянных.