Из тысячи тысяч, из улиц, дверей и зеркал
Мы выберем точную цель, и преграды нам нет.
Мы знаем: находит всегда тот, кто знал, что искал,
И вера за нас, ибо мы – приносящие свет.
Я пролился, как вода; все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось, как воск, растаяло посреди внутренности моей.
Сила моя иссохла, как черепок; язык мой прильнул к гортани моей, и Ты свел меня к персти смертной.
Ибо псы окружили меня, скопище злых обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои.
Можно было бы перечесть все кости мои; а они смотрят и делают из меня зрелище;
делят ризы мои между собою и об одежде моей бросают жребий.
Но Ты, Господи, не отдаляйся от меня; сила моя! Поспеши на помощь мне…
Слепые глаза распахнулись, вспыхнув обжигающе холодной синевой, и инквизитор Райан неудержимо ликующе улыбнулся.
Раз за разом свет приходил в его темноту, чтобы повести его за собой по кровавому следу; поднять из ничтожества и - нет, не к престолу вознести, но дать ему лучшую награду - силу на праведную войну. Ибо он был гончей на небесной службе, и его глаза более не были глазами человека, потому что человек может отвернуться от правды и убедить себя, что не видел ничего вовсе. Только ангелы не способны сомкнуть век и не способны отвернуть лицо свое от зла, чтобы забыть о нём.
Его глаза были глазами ангела. Он видел чудовищ всегда.
След уже бежал. От оскверненных почерневших стен храма, от горсти пепла в его ладони он тянулся хлебными крошками по золотой дороге, нитью кровавых капель в траве, струился и петлял, и наконец нырнул в стоящий в пустоте колодец. По каменной кишке вглубь земли, сквозь толщу воды на дно.
На дне лежал камень, бечевой привязанный к тому, что когда-то было крошечным раздутым младенческим тельцем. На студенистой, готовой расползтись на лоскуты коже – остатки знака, чтобы люди не чувствовали в воде вкуса трупного яда.
Вот и один из пропавших восьми. Прячешься, детоубийца, но не спрячешься.
- Колодец на площади закопать, - приказал инквизитор. Сколько ни освящай его заново, пить из него будет нельзя никогда.
Он по-прежнему смотрел в пустоту. След уже бежал, бежал дальше…
…Они пришли на холодном красном закате, резко отрезавшем погожий сентябрьский день от ночи новолуния. Инквизитор с двумя молчаливыми учениками и за троих болтающий нотариус с сумкой, полной доносов. Высыпавшие на площадь люди перешептывались тревожно, но с легкими нотками разочарования: даже Трибунал к ним не выслали чин по чину. Пожалели для их захолустья багряных карет с белыми гербами, и квалификатора, и медика, и палача. Видно, не заслужили. Но инквизитор, поравнявшись с деревенским головой, снял капюшон и протянул руку, и шепот стих: темные кресты, выбитые на коже его лица и ладоней, были верительными грамотами и ключами от всех дверей. Их обладатель принадлежал к чину Черных Апостолов – это означало, что он сам выносит приговоры и сам приводит их в исполнение. Печать Апостолов была равнозначна епископской, что избавляло их от необходимости ждать разрешения на пытки и казнь. Сами судьи и сами палачи, они не были ограничены никакими законами, а светская власть обязана была предоставлять им любую запрошенную помощь, будь то люди, помещения, строительство плах или сожжение половины домов в поселке.
Ох и боялись по городам и деревням этих псов господних, ибо как не бояться убийцу, наделенного властью? Кто защитит от такого, коли собака окажется бешеной? Он уедет в Священный город, где держит свой единственный ответ, а там ему отпустят все совершенные на службе грехи и снова спустят с поводка. А уж его благословения и камня на камне на жизни не оставят, хуже, чем со старыми порчами...
Но Райану Игнасу было все равно, что думает о нем отара, души которой он пришел спасти. Его заботила только ведьма.
Деревня провоняла ее злобой и ее скверной насквозь. Она пряталась на виду, ходила среди людей, набросив маску человечности, но внутри у нее копошились черви. Всё сотворенное Господом было ее глазам отравой, и она в ответ травила то, до чего только могла дотянуть руки. Пустая ненасытная утроба. Он точно знал, что это не колдун: колдун забирал бы женщин. Эта сука убивала детей.
И ее собственное презрение к глупцам и простакам, забивающим Холм Избавления виновной (нет невиновных), но безобидной швалью, стало в конце концов ее смертью.
Было темно, когда инквизитор поднялся с колен, разжал горсть и выпустил сквозь пальцы пепел, которым раньше была церковь. Нотариус строчил в магистрате протокол, ученики поднимали труп из колодца. А след уходил в лес и вопил, плакал невинной кровью.
Попалась.
Двенадцать стальных крестов вонзились в дерн по краям поляны, загудев желтым пчелиным роем покрова, запечатавшего круг со всей его мерзостью внутри. Одна из свечей с шипением погасла, опрокинутая ботинком с железной набивкой на подошве, и алые яблоки покатались по траве.
Не будет тебе пиршества, возвращайся в ад.
- И во что же будет играть твоя кукла, Сара? – спросил он ласково, и улыбнулся.
[AVA]http://storage7.static.itmages.ru/i/16/1117/h_1479382906_1339981_f00f65e6ff.gif[/AVA]
Отредактировано Jareth (17 ноября, 2016г. 14:43:24)
