Подкинуть, перевернуть и снова подкинуть. И снова перевернуть. И так ещё несколько раз и всё это на ходу. Заячья голова. Что в квартире делает заячья голова? Везде головы и вместо того, чтобы успокоить, они только раздражают. Головы! Головы! Головы! Почему здесь нет, например, головы драконы? О, это было бы замечательно. Голова дракона идеально вписалась бы в интерьер гостиной. Нет, не вписалась бы, но это не важно. Она была желанна здесь! Она была необходима! Но почему достать её может только Алиса? Почему не Мартовский Заяц, так сильно ненавидящий Бармаглота? А ненавидеть есть за что: за то, что убивал невинных жителей Страны Чудес, за то, что причинил боль Алисе в Бравный день, за то, что сманил Соню на свою сторону. Да, Соня, она и была причиной гнева Мэттью. Он злился на подругу, что переметнулась на сторону врага.
- Соня, Соня, как ты могла? - задаёт вопрос и смотрит в глаза чучела зайца, то есть его головы, и ему кажется, что он видит Соню. Он представляет волшебницу и непроизвольно сжимает голову. Ладони потеют, голова причудлива сжимается, и меняется выражение глаз. В них появляется вина. Вина в глазах мёртвого зайца. - Нет, это не правда, это мне так хочется, но она не чувствует себя виноватой. Она…
Он вспоминает тот момент, когда увидел Соню и Бармаглота вместе. В м е с т е. Враги. Мило беседующие враги за столиком в кафе "У бабушки". Что удивительного? А то, что они всегда были врагами. Так почему Соня обедает с врагом? Почему она с врагом?
Мэттью подкидывает голову и пинает её, словно она мяч. Попадает в стену, сбивая вазу. Это была хорошая ваза, вполне красивая, не считая непонятных острых углов, которые её портили. Нет, это была ужасная ваза, но её подарила Соня, и он говорил ей, что ваза ему нравится. Бессовестно лгал, как во многом другом, но это уже стало привычкой. У кого нет дурных привычек? Кто-то предпочитает алкоголь, кто-то много курит, а Мартовский лжёт хоть это часто во благо, для поднятия духа, но это всё-таки ложь. Но не о ней речь, речь о Соне. О мышке Соне, предавшей друзей и Белую королеву. Неужели всё настолько плохо, что крысы бегут с тонущего корабля? Что она знает?
Мартовский не находит себе места в ожидании подруги. Он позвонил ей, попросил прийти и едва сумел сдержаться, чтобы не закричать на неё в телефонную трубку. Это было сложно, очень сложно, но он справился, а теперь томился ожиданием, и, нервничая, перебирал предмет за предметом. Ставит на место, идёт дальше, спотыкается о заячью голову. Он ненавидит заячьи головы. Их было слишком много в его жизни, и они снова здесь! Будто мало проклятья, перевернувшего жизни!
Звонок в дверь останавливает Мэттью. Мартовский замирает, прислушиваясь, но не спешит открывать. Второй звонок более настойчивый, Мэтт ставит на стол игрушку и идёт к двери. Идёт быстро, а последние метра два пробегает и успевает открыть до того, как Соня нажмёт в третий раз.
- Соня, я как раз ждал тебя. Прости, стол не накрыт, чаепития сегодня не будет, но ты проходи, - Мартовский говорит быстро, успевая в это время оказаться за спиной Сони и втолкнуть её в квартиру, закрывая дверь ногой, а девушку толкает в сторону гостиной. – Я хотел поговорить с тобой… О чём я хотел поговорить? – на мгновение забывает, хмурится, чешет затылок. Ему это свойственно, забыть что-то в суете, несмотря на то, что в течении несколько часов это было в его сознании так ярко, живо, что казалось невозможным упустить из виду. Слишком важное, чтобы в подходящий момент не сказать. Но это же Соня, с ней можно забыть. Соня-предательница. – О, вспомнил! – оживился Мэтт, вспомнив, зачем вызывал волшебницу. – Что тебя связывает с Бармаглотом? – этот крик, наверное, услышали не только соседи, но все живущие на этой улице, а радость мгновенно преобразилась в гнев. Это было минутное помешательство, что он обрадовался Соне, забыл, что собирался выяснить, почему она связалась с врагом. Но это прошло, и теперь он снова был в себе, помнил о том, что видел и чего не должно было быть. А было ли?

Мэтт не мог вести себя спокойно. Не в ситуации, когда ему кажется, что земля перевернулась, и для него это случилось, когда он увидел Соню за одним столиком с драконом. Тогда и наступил этот переворот, и от того безумие, которое шло бок о бок рядом с детства, стало ещё ближе. Совсем близко, где-то на кончике носа, искажая картину реальности и не давая принимать услышанное. Принимать ложь, которая срывается с губ мышки. Это шокирует настолько, что на Мартовского обрушивается такая лавина мыслей, что он оказывается не состоянии сказать что-либо, и его хватает только на то, чтобы взмахнуть руками не то от переполнявших его чувств, не то для того, чтобы ударить Соню, но она же должна понимать, что он никогда этого не сделает.
Трепет шевелюру, взлохмачивая волосы ещё больше. Поэтому по утрам он почти никогда не расчёсывается, что укладки хватает от силы на пол часа, и вечно лохматый Мартовский стало так привычно для всех. Джефферсон как-то предложил подстричься коротко, но Мэтту это показалось глупой затеей, ему-то всё равно, как он выглядит. 
А Соня тем временем решила добить бедного Мэтта, будто мало ему было потрясений, так она, не задумываясь, выливает правду на парня.
- Что ты подумала? – глаза расширяются от одного слова «дружили». Как это было возможно? Ах, да, проклятье, но это было в другой жизни, и они не должны были переносить эту дружбу в их настоящую жизнь. Это невозможно!
Соня спрашивает про вазу, и Мэттью бросает рассеянный взгляд на стёкла. Трёт переносицу, хмурится. Соня спрашивает совсем не о том, отвлекается, и Мартовскому это совсем не нравится. Ему не до вазы, а потому и на вопрос он отвечает всё так же рассеянно.
- Нет. Да, это та самая ваза, и да, я её разбил. Нечаянно. Она всё равно мне никогда не нравилась, - отмахивает Мэтт, начиная мерить комнату шагами, хватая первое, что попалось под руку, а это оказывается книга. Ему стоило бы следить за словами, но в том состоянии, в котором он пребывал сейчас, это было невозможно. Рассеянность никогда не была его другом, а сейчас обещала стать врагом, но что он мог сделать, если в его голове мысли только о Соне и Бармаглоте. Мог ли он думать о какой-то вазе, которая случайно оказалась на пути заячьей головы? – Соня, не отвлекайся. Мы говорим сейчас не о вазе.
Мэтт выбрасывает книгу куда-то за спину, остановившись напротив девушки, всматриваясь в её глаза, а через пару секунд обхватывает её лицо руками и притягивает её голову к себе ближе, рассматривая зрачки.
- Ты под чарами? Он что-то с тобой сделал? Надо тебя показать Дроссельмейеру или Белой королеве. Да, точно, это чары. Он наложил на тебя какое-то заклятье, и ты не понимаешь, что говоришь. Дружили… Хах, это немыслимо! – бормотал Заяц, склоняя голову Сони то в одну сторону, то в другую и всё продолжая смотреть. Он был абсолютно уверен, что Соня не в себе, хотя в магии ничего не понимал, кроме своей способности, но она ничего не даёт, кроме понимания языка животных. Никаких заклятий он создавать не мог, даже самых простых, и утверждать, что Соня под чарами не имел права, не зная точно, но когда это его останавливало? Верно, никогда.

- Соня, это всего лишь ваза, не делай из мухи слона, - Мэтт взмахивает руками, и отворачивается, упираясь руками в бока. Ну что за женщина? Ей об одном, а она цепляется за какую-то вазу, ещё и в чувствах сомневается! Это ли сейчас важно? Чем забита её рыжая головка? Можно подумать, это он предал её и повстанцев и перешёл на сторону Бармаглота и Красной королевы.
В Соне никогда не было той положенной серьёзности, позволяющей брать на себя ответственные миссии или возглавлять отряд, поэтому в лагере повстанцев она числилась в отряде Мэтта, но была его правой рукой. Теперь же, в Сторибруке, казалось, она решила доказать всем, что не зря доверия ей было меньше, чем остальным. Как можно доверить человеку что-то важное, когда он путает врагов и друзей? Пока ещё Соня не называла врагами Шляпника, Алису, Мирану и остальных, но долго ли ждать этого момента? Сейчас она утверждает, что Бармаглот исправляется, но завтра он что-нибудь сделает, если уже не сделал, и та Соня, которую когда-то подобрал Мэтт в лесу, поселив в своём доме, исчезнет. Растворится где-то в сознании незнакомки, способной поднять оружие на тех, кто считал её едва не родной душой. Частичка души безумной троицы, где один не существует без двух других, и двое не существуют без одного.
Нет-нет, это что-то немыслимое. Невообразимое, что не способно уложиться в голове Мартовского. Он должен вернуть Соню. Должен это сделать любой ценой.
Мэтт не реагирует на обиду, более того, она кажется ему детским капризом. Не время для обид, пока война не окончена, а конец ей наступит только тогда, когда голова дракона будет отсечена Вострым мечом и Мирана наденет корону. Это будет концом войны, а не какая-то мифическая дружба с чудовищем.
- Не говори глупости! Бармаглот никогда не исправится, и что бы он тебе не говорил, нельзя ему верить, - Марч сжимает руку девушки, прижимая к груди. – Ты можешь и не знать, что ты под чарами. Позволь помочь тебе. Вспомни, что дракон делал в Стране Чудес. Помнишь, как он уничтожил целый отряд? Там были наши друзья, и они погибли по его вине. И ты готова его простить?
Мэттью всматривается в лицо Сони, пытаясь увидеть малейшие проблески того, что она согласна с ним, что она помнит те события, когда вместе с Мартовским выжили чудом. Всего лишь отошли собрать хворост и немного побыть наедине. В те дни это удавалось им редко, а тот вечер казался спокойным, но внешнее спокойствие оказалось ложным. Дракон напал внезапно, окружив огнём солдат, почти не задев Мэтта и Соню, оставшихся за кольцом. Соня, правда, тогда получила небольшие ожоги, и потребовалось пару недель, чтобы их залечить, а Мэтт почти не отходил от неё, заботясь. Получалось странно, делал это, как умел. Неужели она смогла забыть обо всём этом? В это не верилось.

Не сказать, что Мэтту тоже приятно вспоминать все ужасы войны в Стране Чудес, но ему казалось, что если он забудет, смерть погибших будет напрасна. Друзья отдавали свои жизни в надежде, что однажды Бармаглот и Анастасия заплатят за свои деяния, а на троне воцарится справедливая Мирана, и как бы они отнеслись, если бы им сказали, что теперь Бармаглот в списке друзей? После всего зла, что дракон причинил людям, он не достоит такой милости. Ему бы умереть в одиночестве, в муках. Это меньшая плата за отнятые жизни.
Мартовский всей душой ненавидел дракона и понять Соню оказывалось выше его сил. Его пугало, что Соня действительно верит в то, что говорит, и хватается за голову с ужасом смотря на девушку. - Он что-то с ней сделал! Она не может настолько ему верить! - Мэттью в панике готов рвать на себе волосы.
В Стране Чудес он, как мог, оберегал Соню, но здесь, в Сторибруке, он потерял её и не заметил этого. Бармаглот наложил ли чары или просто убедил, что изменился, но теперь Соня не принадлежит повстанцам. В её глазах видно отторжение всего, что они делали, к чему стремились, и Мэтт.... Он не мог объяснить своего состоянии. Он и Соня, всегда понимавшие друг друга с полу слова, словно вдруг заговорили на разных языках. Для сознания Мэтта это как задача со всеми неизвестными, и он пытается найти ответ, бьётся, но в груди сжимается красный комочек, причиняющий боль, и Заяц морщится, пытаясь с этим справится. Глупости же! Он же не потеряет Соню из-за дракона? У него получится её убедить, и она будет прежней Соней, какой он её знал раньше.
- Ты ему веришь? Такие, как он, не умеют останавливаться, он никогда не предаст свою королеву. Соня, мы все устали от войны, и я тоже хочу её закончить, хочу не допустить смерти невинных, но для этого нужно убить Бармаглота. Пророчество должно осуществиться, - жёстко произносит Мэтт. Он спасёт свою любимую любой ценой, и смерть дракона не такая уж и великая цена. - И мы с тобой немедленно идём к Миране. - Мартовский хватает ключи направляется к двери, продолжая говорить на ходу. - Я не верю, что дракон не применил чары. Помнишь, как он заставил Алису напасть на Мирану? - Мартовский резко останавливается у двери и разворачивается. А вдруг и Соня нападёт на королеву? - Нет, мы пойдём к Дроссельмейеру. Сначала он осмотрит тебя, хочу убедиться, что дракон не использует тебя. Какая глупость только тебе в голову не придёт! Помню, ты в дом притащила дикое существо. Не помню, кто это был, но оно грызло всё подряд, и ты просила оставить, пока он не погрыз половину твоей одежды. Кое-как удалось его остановить, - Мэтт усмехнулся воспоминанию. Хорошие тогда времена были.

Мэтт не любил, когда Соня внезапно переходила на серьёзный тон, это означало, что и без того тяжёлый разговор с ней станет ещё тяжелее, и тогда разве что связывай её и тащи к волшебнику, потому что иными способами её не переубедить. Но руку он всё же отпустил, не желая оставлять на руке возлюбленный следы, свидетельствующие о его грубости. Ну да, с кем не бывает. Хочет, как лучше, а она упирается… Как тут не перейти границу? Зла не хватает, но пытается слушать, морщась при упоминании имени проблемного зверька. Какая разница, как звали того зубастого, если всё равно пришлось от него избавляться?
- Ох эта Соня, - Мартовский мысленно вздыхает, не признавая вслух, что он считает мышку наивной и несерьёзной, а это не добавляет повода ей верить, тем более, если это касается дракона. И хочется перебить, сказать, что не лгал, но вовремя сдерживается. Это была бы его очередная ложь, но сдержало его отнюдь не желание больше никогда не лгать любимой, а слова о том, что Бармаглот не опасен. Что она хочет этим сказать? А не важно! Это шанс для повстанцев и Алисы избавиться от дракона раз и навсегда, а Соня поможет в этом.
План мгновенно вспыхнул в сознании яркой лампочкой, а глаза заблестели от радости.
- Соня, ты гений! – на эмоция Мартовский поцеловал девушку в губы и проскочил в гостиную, закружив по ней, иногда останавливаясь, почёсывая голову, внезапно разворачиваясь и не забывая при этом говорить. – Дракон не опасен, он стал слабее, и ты смогла это выяснить. Почему же ты раньше молчала? Теперь ничто не мешает нам избавиться от чудовища раз и навсегда. Алиса без проблем его убьёт. Может, для этого нам не понадобится Вострый меч. Ты заманишь его в ловушку, мы его свяжем, лишим магии, и он не сможет сопротивляться. Гениально! Соня, вот он ключ к завершению войны!
В предвкушении полной победы над драконом, Мэтт не замечал, как на его слова реагирует Соня, да и сомнительно, что сейчас он видел что-то дальше своего носа. Он думал лишь о том, чтобы убить давнего врага Страны Чудес, и готов выполнить это любой ценой. Или не совсем любой, но если дракон будет скован, он не сможет причинить вреда Алисе. Бравный воин отрубит голову Бармаглоту и пророчество свершится.